ЕВРОПЕЙСКИЙ СУД ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА
Четвертая секция
Дело «ЭРДОГДУ против ТУРЦИИ»
(AFFAIRE ERDOGDU c. TURQUIE)
(Заявление № 25723/94)
РЕШЕНИЕ
Страсбург
15 июня 2000 года
В деле «Эрдогду против Турции»
Европейский суд по правам человека (четвертая палата), заседая палатой, в состав которой вошли следующие судьи:
г-н А. Пастор Ридруэхо (A. Pastor Ridruejo), председатель;
г-н В. Буткевич;
г-жа Н. Важич (N. Vajic);
г-н Дж. Хэдиган (J. Hedigan);
г-н М. Пеллонпя (M. Pellonpaa);
г-жа С. Ботучарова (S. Botoucharova);
г-н Ф. Гёльчюклю (F. Golcuklu), судья ad hoc;
а также господин В. Берже (V. Berger), секретарь палаты,
после совещания за закрытыми дверями 25 апреля 2000 года
пришел к решению, которое было вынесено в тот же самый день:
ПРОЦЕДУРА
1. Дело было передано в Суд 3 июня 1999 года Европейской комиссией по правам человека (далее — Комиссия) на основании положений, которые применялись до вступления в силу Протокола №11 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее — Конвенция).
2. Дело было начато после принятия Комиссией жалобы (№ 25723/94) против Республики Турция, которая была подана гражданином Турции Юмитом Эрдогду (Ümit Erdo?du) (далее — заявитель) 4 ноября 1994 года в соответствии с действующей тогда статьей 25 Конвенции.
Ссылаясь на статьи 7, 9 и 10 Конвенции, заявитель утверждал, что суд государственной безопасности незаконно осудил его за опубликование статьи в газете, выходящей два раза в месяц, главным редактором которой он был.
3. 23 января 1998 года Комиссия объявила, что жалоба принята к производству. В своей докладной записке от 1 марта 1999 года (прежняя статья 31 Конвенции), постановляя, что обжалование непризнания права на свободу выражения мнений следует рассматривать в свете статьи 10 Конвенции, она высказала мнение, что имело место нарушение этой статьи (25 голосов против 1) и что нарушения статьи 7 Конвенции не было.
4. В Суде интересы заявителя защищал адвокат Стамбульской коллегии адвокатов господин О.Е. Атаман (O. E. Ataman).
5. 7 июля 1999 года коллегия Большой палаты решила передать дело в одну из палат Суда (пункт 1 статьи 100 Регламента Суда) (далее — Регламент). Председатель Суда передал дело в четвертую палату. После самоотвода Р.Тюрмена (R. Türmen), избранного судьи, гражданина Турции (статья 28), Правительство назначило Ф. Гёлчюклю судьей ad hoc (пункт 2 статьи 27 Конвенции и пункт 1 статьи 29 Регламента).
6. 4 октября 1999 года Секретарь Суда получил меморандум заявителя, которому председатель палаты разрешил говорить по-турецки в процессе разбирательства в Суде (пункт 3 статьи 34 Регламента). 14 декабря 1999 года, после продления Председателем Суда срока подачи меморандума, Правительство направило свой меморандум, а заявитель ответил на него 13 января 2000 года.
7. Проконсультировавшись со сторонами, палата решила, что нет необходимости проводить открытое слушание (пункт 2 статьи 59 Регламента).
ОСНОВНЫЕ ФАКТЫ
I. Конкретные обстоятельства дела
8. На момент совершения событий господин Юмит Эрдогду, журналист и писатель, 1970 года рождения, был главным редактором газеты «Ишчилерин Сэси» (??çilerin Sesi — «Глас рабочих»), которая выходит дважды в месяц и издается в Стамбуле. В номере 40 от 2 октября 1992 года эта газета опубликовала написанную читателем статью под названием «Kürt Sorunu Türk Sorunudur» («Курдская проблема — это турецкая проблема»).
9. 29 декабря 1992 года прокурор Республики (далее — прокурор) Стамбульского суда государственной безопасности (далее — суд государственной безопасности) возбудил уголовное дело против А.Е.А. и против заявителя — соответственно издателя и главного редактора газеты.
Он заявил, что в данной статье «акты сепаратистского терроризма, имеющие место в юго-восточной части Турции, квалифицируются как движение национального сопротивления курдов; часть страны, то есть территория Республики Турция, называется Курдистаном; статья призывает поддерживать действия, которые автор называет движением национального сопротивления». Прокурор обвинил указанных лиц в том, что они пропагандируют в прессе идеи, направленные против территориальной целостности государства и единства турецкого народа, а это является нарушением пунктов 1 и 2 статьи 8 Закона № 3713 о борьбе с терроризмом (см. ниже пункт 21).
10. Принимая во внимание аргументы, на которые опирался прокурор в своем обвинении (см. пункты 9 и 12), спорные фрагменты статьи можно привести таким образом:
«(…) Столкновения между турками и курдами, имеющие место в разных департаментах, рассматриваются как предвидимые инциденты; более того, порой их провоцирует государство своими насильственными действиями, иногда профашистски настроенные граждане, а время от времени — «фундаменталисты». Таким образом, политика «вооруженного разрешения» конфликта, которая до сих пор осуществляется путем ведения грязной войны [против партизан], приобрела новые формы. В ней появились элементы разрушительной социальной политики, которая ведет к этническим распрям во всех регионах Турции. Отсюда можно сделать очевидный вывод, что курдская проблема является проблемой всего турецкого общества, а не проблемой Курдистана, локализованной в его географических границах (…). Сегодня курдская проблема — это проблема всего Ближнего Востока. (…) Республика Турция (РТ), которая на своей территории сталкивается с национальным движением курдов, упорно цепляется за определение «курдская проблема», и, таким образом, быстро приобщается к сложному развитию событий на Ближнем Востоке (…). Быть может, пешки, которые так быстро переставляются на Ближнем Востоке, смена альянсов, равно как и долгосрочные империалистические планы, помогут РТ реализовать эту политику? Кроме того, (…) быть может, сегодняшний размах курдского национального движения даст придушить себя кровавой резней? Ясно, что сегодня никто не сможет ответить на эти вопросы (…). Рассматривая предложения «политического разрешения», которые в последние дни высказывали разные представители государственной власти, не следует принимать во внимание тот факт, что последние стараются отказаться от «вооруженного разрешения» конфликта. Ведь это «политическое разрешение» является только имитацией реальных политических действий, оно противоречит свободному волеизъявлению народа Курдистана (…). Кроме того, дебаты о возможном «референдуме», которые тоже в последнее время появились в повестке дня, проводятся правящими классами не так, чтобы найти решение этой проблемы, а таким образом , чтобы завести ее в тупик. «Референдум» не принимает за основу самоопределение народа Курдистана, напротив, он предлагает «решение», которое позднее может привести лишь к еще большему разжиганию вражды между народами (…). Большая часть турецких левых обозначила свои планы борьбы за прекращение государственного террора, против нарушений прав человека в Курдистане, в то время как другая часть старается оправдать свое существование в тени курдского национального движения, однако она абсолютно не способна предложить всему обществу пути демократического разрешения проблемы. Очевидно, что ни один из этих подходов не может указать обществу такой путь решения курдской проблемы, который вызвал бы доверие. Революционные демократические силы должны предложить всему обществу программу, которая обозначила бы путь, которым нужно идти к демократическому и либеральному разрешению курдской проблемы. Но для того, чтобы широкие круги общественности приняли такое решение, нужно обратиться к соответствующим практическим мерам. Иначе военная политика РТ лишь порождает обстоятельства, которые обрекают целую страну на государственный террор, шовинизм и тьму. А значит, курдская проблема является и общетурецкой проблемой (…). Кроме того, в рядах Национального движения сопротивления Курдистана господствует общее мнение, что сегодняшняя война является «войной между народами». Что бы ни говорилось в официальных декларациях, политика вооруженного разрешения конфликта на практике приближается к открытой войне против курдского народа (…). Правящие круги, сознательно искажая положение вещей, пытаются изобразить эту войну как войну турков против курдов. К сожалению, такое искажение становится возможным потому, что турецкий народ занимает пассивную позицию относительно курдской проблемы. Тот факт, что война в Курдистане воспринимается как «война между народами», усиливает среди турецких рабочих шовинистические настроения и тенденции исключить курдов из общественной жизни, в то время как среди курдской молодежи на Западе спонтанно растет чувство враждебности к турецкому народу (…). Если бы действительно нужно было действовать в соответствии с теми требованиями, которые выдвигает «война между народами», тогда и курдских, и турецких рабочих это привело бы не к «войне между народами», а к всеобщему социальному взрыву. Даже лидер Национального движения сопротивления Курдистана, как представляется, не до конца осознает эту тенденцию, которая поступательно развивается, избегает о ней говорить. Понятно, что эти распри не пойдут на пользу ни турецкому, ни курдскому народу, а превратятся во всеобщее столкновение, лишенное революционной динамики. Они делают турецкий и курдский народ бессильными против нападок правящих классов и против империализма. Для того, чтобы нивелировать эту негативную тенденцию, наиболее неразумным было бы предлагать курдскому народу отказаться от национального сопротивления. Наоборот, поражение курдского национального движения сопротивления абсолютно не поможет ликвидировать этническую напряженность, которая уже появилась среди турецкого населения на Западе; это только будет способствовать дальнейшему обострению враждебности между народами. Если что-то и можно сделать, то это нужно делать на Западе, среди турецкого населения. Единственный ключ к разрешению проблемы состоит в том, что турецкий народ должен рассматривать курдское национальное движение сопротивления как часть собственной борьбы за свободу и демократию (…) и что действия, направленные на восстановление братского взаимодействия народов Запада, являются наимощнейшим способом борьбы против сегодняшних отношений, которые вытекают из идеи национального превосходства одного из народов (…). Революционное движение, которое существует на Западе, должно наконец «вмешаться» в курдскую проблему».
11. На заседании суда государственной безопасности 19 апреля 1993 года заявитель отрицал выдвинутые против него обвинения; он утверждал, что статью написал читатель А.Е.А., который проживает в Германии, а сам он опубликовал эту статью, полагая, что она не может повлечь цензуру или обвинения в каких-либо преступных намерениях. С точки зрения заявителя, в целом статья представляет различные взгляды на курдскую проблему и имеет целью подсказать ее демократическое решение.
12. 20 декабря 1993 года суд государственной безопасности признал заявителя и А.Е.А. виновными в преступлении, в котором они обвинялись. Суд также распорядился конфисковать тираж номера газеты, в котором была опубликована статья, ставшая предметом разбирательства.
В своем решении, не считая нужным приводить еще раз те отрывки из статьи, которые содержали осуждаемые утверждения, суд государственной безопасности, также как и прокурор, пришел к выводу, что данная статья касается части территории Турции, которая там обозначена как Курдистан, а также что она прославляет акты насилия со стороны Курдской рабочей партии (КРП ), изображенные как движение национального сопротивления государству. Полагая, что высказывания, использованные А.Е.А., автором публикации, ставшей предметом спора, без сомнения, являются нарушением статьи 8 Закона № 3713, суд сделал вывод, что опубликовав это статью, заявитель и второй обвиняемый весьма умело вели на страницах газеты пропаганду, цель которой — получить поддержку и нарушить территориальную целостность Турции и единство турецкой нации.
Исходя из этого, суд государственной безопасности приговорил господина Эрдогду как главного редактора газеты к лишению свободы на срок шесть месяцев и штрафу в размере 50 000 000 турецких лир.
13. Заявитель обратился в Кассационный суд. Рассмотрев дело, суд решением от 4 мая 1994 года отклонил кассационную жалобу, подтвердив правильность оценки доказательств судом первой инстанции, равно как и правильность обоснования решения и отклонения доказательств, приведенных господином Эрдогду.
14. Начиная с 10 января 1995 года заявитель начал ежемесячно выплачивать штраф в размере 1 750 000 турецких лир.
15. 30 октября 1995 года, еще до приведения в исполнение решения о лишении заявителя свободы, вступил в силу Закон № 4126, который, в частности, вносил поправки в статью 8 Закона № 3731 (см. ниже пункт 22). Он изменял формулировку прежней статьи этого закона о субъективной стороне правонарушения в случаях, когда совершен акт пропаганды; вместе с тем, он смягчал наказание в виде лишения свободы, предусмотренное за это преступление, однако увеличивал сумму штрафа. Переходное положение Закона № 4126 предусматривало также пересмотр прежних решений, вынесенных на основе статьи 8 (см. ниже пункт 23).
16. Господин Эрдогду обратился в суд государственной безопасности с просьбой пересмотреть его дело по существу. В своем ходатайстве его адвокат писал:
«Вы знаете, что статья 8 Закона о предотвращении терроризма была изменена Законом № 4126 (…). Фраза «каковыми бы ни были способы и цели этого» была отменена, понятие субъективной стороны правонарушения было полностью изъято, а следовательно, изменился сам характер преступления. Таким образом, с юридической точки зрения необходимо, чтобы назначенная нашему клиенту мера наказания (…), определенная, исходя из прежних положений статьи 8 (…), была отменена и он был признан не привлекавшимся к ответственности. (…) дело подлежит пересмотру исходя из нового определения преступления»
И далее он писал:
«Свобода мнений должна давать возможность каждому иметь свободный доступ к идеям и знаниям, не подвергаться критике из-за своих взглядов и убеждений, иметь возможность свободно их выражать, как единолично, так и вместе с другими, посредством слова, прессы, рисунка, кино, театра и т.д., а также защищать их, передавать другим и распространять их. Полагать, что акты терроризма и понятие свободы выражения мнений являются идентичными, означает ограничивать «свободное распространение идей», равно как на право и свободу «людей получать информацию».
(…) Итак, по нашему делу было выдвинуто обвинение в создании «риска оправдания идей и действий КРП». Никто не обязан всегда разделять официальную точку зрения и высказывать суждения, соответствующие ей. Не следует считать, что идея, которая противоречит интересам нации, всегда является «пропагандой, которая подрывает единство страны или народа». Более того, критиковать правителей страны за их поступки, которые противоречат идеям демократии и свобод и являются следствием ошибочных политических позиций, а также предлагать собственные решения — это не значит угрожать национальному единству. (…) Предлагать экономическое, социальное и культурологическое разрешение проблемы (…) и под этим предлогом начинать дискуссию — все это следует из основополагающего права людей иметь свои мнения и выражать их. (…) В статье 10 Европейской конвенции по правам человека записано, что каждый имеет право получать и передавать информацию. Свободные политические дебаты являются основой демократического общества, которое руководствуется в своих действиях Конвенцией. Должно существовать равновесие между задачами сохранения национальной безопасности и целостности страны и преимуществами, которые возникают из свободного обсуждения политических проблем. Особое значение, которое имеет право на свободу выражения мнений и, особенно, на опубликование в прессе информации и мнений, которые представляют общественный интерес, может реализовываться лишь тогда, когда государство гарантирует плюрализм мнений. И в этом смысле наименее адекватным способом является государственная монополия, которая максимально ограничивает свободу слова».
17. В своем решении от 18 апреля 1996 года, текст которого повторял текст решения от 20 декабря 1993 года (см. выше пункт 12), суд государственной безопасности в результате приговорил господина Эрдогду к штрафу в размере 50 900 000 турецких лир, однако исполнение этого наказания было решено приостановить в соответствии со статьей 6 Закона № 647 (см. ниже пункт 25). Напомнив, что вынесено новое решение, суд приказал приостановить исполнение предыдущего приговора.
18. 24 апреля 1996 года заявитель подал жалобу в Кассационный суд. В своей предварительной жалобе, заявив, что после ознакомления с окончательным текстом решения суда он может детализовать свою аргументацию, заявитель жаловался на то, что указанное решение «противоречит принципам как внутреннего, так и международного права, и что оно было вынесено без какого-либо обсуждения доказательств защиты», приведенных по данному делу.
19. 4 сентября 1997 года, когда производство по делу еще не завершилось, был издан Закон № 4304, который предписывал отсрочку вынесения решений и исполнения наказаний в отношении правонарушений, совершенных до 12 июля 1997 года главным редактором (см. ниже пункт 24).
Опираясь на этот новый закон, Кассационный суд отменил 17 ноября 1997 года оспариваемое решение и передал дело в суд низшей инстанции.
20. Наконец, решением от 10 декабря 1997 года суд государственной безопасности, ссылаясь на пункт 3 статьи 1 Закона № 4304, перенес рассмотрение дела господина Эрдогду, мотивируя это тем, что решение в отношении него будет принято, если в течение трех лет со дня отсрочки заявитель будет привлечен к уголовной ответственности за умышленное правонарушение, и что дело против него будет окончательно закрыто, если по истечение трех лет такого правонарушения не произойдет.
II. Соответствующее национальное законодательство
А. Закон № 3713 от 12 апреля 1991 года о борьбе с терроризмом
21. До вступления в силу Закона № 4126 от 27 октября 1995 года статья 8 Закона № 3713 предусматривала:
Статья 82
«Запрещаются, независимо от использованных способов и поставленной цели, письменная и устная пропаганда, объединения, собрания и манифестации, которые причиняют вред территориальной ценности Республики Турция и нерушимому единству нации. Каждый, кто ведет такую деятельность, приговаривается к тюремному заключению сроком от двух до пяти лет и штрафу в размере от пятидесяти до ста миллионов турецких лир.
Если же указанное в части первой правонарушение в виде пропаганды было совершено путем опубликования в периодических изданиях, перечисленных в статье 3 Закона № 5680 о прессе, издатель также приговаривается к уплате штрафа, который составляет 90% среднемесячной прибыли от продажи в предыдущем месяце, если периодическое издание выходит как минимум один раз в месяц. В любом случае штраф не может быть меньше ста миллионов турецких лир. Главный редактор указанного издания приговаривается к уплате половины суммы, которую должен внести издатель, а также тюремному заключению на срок от шести месяцев до двух лет».
22. С поправкой, внесенной после вступления в силу Закона № 4126, данная статья излагается в такой редакции:
Статья 8
«Запрещаются письменная и устная пропаганда, объединения, собрания и манифестации, которые причиняют вред территориальной ценности Республики Турция и нерушимому единству нации. Каждый, кто ведет такую деятельность, приговаривается к тюремному заключению сроком от одного до трех лет и штрафу в размере от ста до трехсот миллионов турецких лир. В случае рецидива назначенное наказание не может быть заменено штрафом.
Если же указанное в части первой правонарушение в виде пропаганды было совершено путем опубликования в периодических изданиях, перечисленных в статье 3 Закона № 5680 о прессе, издатель также приговаривается к уплате штрафа, который составляет 90% среднемесячной прибыли от продажи в предыдущем месяце, если периодическое издание выходит как минимум один раз в месяц. В любом случае штраф не может быть меньше ста миллионов турецких лир. Главный редактор указанного издания приговаривается к уплате половины суммы, которую должен внести издатель, а также тюремному заключению на срок от шести месяцев до двух лет.
Если указанное в части первой правонарушение в виде пропаганды было совершено путем опубликования текста или при помощи иных средств массовой коммуникации, нежели печатные издания, указанные в части второй, ответственные за это авторы и владельцы средств массовой коммуникации приговариваются к тюремному заключению сроком от шести месяцев до двух лет и к штрафу в размере от ста до трехсот миллионов турецких лир (…).»
В. Закон № 4126 от 27 октября 1995 года
23. Приведенная ниже поправка к Закону № 3713 была принята после утверждения Закона № 4126.
Переходные положения к статье 2:
«В течение месяца после вступления в силу этого закона суд, который вынес решение, обязан пересмотреть дело лица, которое было осуждено по статье 8 Закона № 3713 о предотвращении терроризма, и, в соответствии с изменениями, внесенными (…) в статью 8 Закона № 3713, пересмотреть срок наказания в отношении такого лица, определив, можно ли применить к нему статьи (…) и 61 Закона № 647 от 13 июля 1965 года».
С. Закон № 4304 от 14 августа 1997 года об отсрочке
вынесения решения и исполнения наказания в отношении правонарушений,
совершенных до 12 июля 1997 года главными редакторами
24. Приведенные ниже положения касаются наказаний в отношении нарушений Закона о прессе:
Статья 1
«В соответствии со статьей 16 Закона № 5680 о прессе или иными законами, предоставляется отсрочка исполнения наказания в отношении правонарушений, совершенных до 12 июля 1997 года главными редакторами.
Положения части первой касаются также наказаний, которые в данный момент исполняются.
Предоставляется отсрочка в отношении возбуждения уголовного дела или вынесения решения, если уголовное дело против главного редактора еще не было возбуждено, если было начато предварительно расследование, но уголовное дело еще не заведено, если разбирательство по делу идет, однако решение еще не вынесено, или же решение вынесено, но еще не вступило в законную силу».
Статья 2
«Если главный редактор, который воспользовался положениями, приведенными в части первой статьи 1, был осужден именно как главный редактор за умышленное правонарушение, совершенное в течение трех лет со дня объявления отсрочки, он должен полностью понести наказание, к которому он был приговорен.
(…)
В случаях, когда предоставлялась отсрочка, уголовное дело возбуждается или решение выносится сразу после вступления в силу обвинительного приговора в отношении лица как главного редактора за умышленное правонарушение, совершенное в течение трех лет со дня оглашения отсрочки.
Любое наказание лица как главного редактора, вынесенное за правонарушение, совершенное до 12 июля 1997, погашается, и лицо считается не привлекавшимся к ответственности, если в течение трех лет не было нового осуждения за умышленное правонарушение. Аналогично, если уголовное дело не было возбуждено, то его возбуждать нельзя; если же дело уже возбуждено, то оно должно быть прекращено».
D. Закон № 647 об исполнении наказаний
25. Соответствующая часть статьи 6 Закона от 1965 года об исполнении наказаний предписывает:
Пункт 1 статьи 6
«Предоставляется отсрочка исполнения наказания, если речь идет о лице (…), приговоренном к уплате штрафа (…) и (или) лишению свободы на срок до одного года (…) за совершение им правонарушения, если суд сочтет, что, принимая во внимание его прошлое или его отношение к нарушению закона, этой отсрочки хватит для того, чтобы предотвратить дальнейшие нарушения закона этим лицом».
Е. Статья 322 Уголовно-процессуального кодекса
26. Предметом регулирования пунктов 5 и 6 статьи 322 Уголовно-процессуального кодекса являются апелляции, относящиеся к внесению изменений в судебные решения:
«5. Подача апелляции о внесении изменений в судебное решение, которое относится к постановлениям, вынесенным коллегиями апелляционных судов по уголовным делам или пленумом апелляционных судов, разрешается лишь в том случае, если доказательства, на которые была ссылка в предыдущей жалобе (…) в Кассационный суд (…) и/или ошибки или упущения, которые следовали из решения суда первой инстанции, не были приняты во внимание Кассационным судом (…)
6. Только генеральный прокурор имеет право требовать внесения изменений в судебное решение. (…)».
Генеральный прокурор может это сделать либо по собственному усмотрению, либо по обращению прокурора Республики в суд первой инстанции и (или) стороны, чьи интересы ущемлены решением Кассационного суда.
ВОПРОСЫ ПРАВА
I. О предмете спора
27. В своем заявлении, поданном в Комиссию, господин Эрдогду утверждал, в частности, что его осуждение можно рассматривать как нарушение статей 7 и 9 Конвенции (см. выше пункт 2). Однако в Суде он не ссылался на статью 9 и только один раз ссылался на статью 7, да и то лишь для усиления своей аргументации в отношении основной ссылки на статью 10 Конвенции. Из этих обстоятельств можно сделать вывод, что он уже не поддерживает из этих жалоб ни первую, ни вторую, и Суд не считает необходимым рассматривать их официально (см., mutatis mutandis, дело «Озтюрк против Турции» (Öztürk c. Turquie) [GC], № 22479/93, CEDH,1999-VI, п. 40).
Следовательно, Суд будет рассматривать жалобу лишь в части нарушения статьи 10 Конвенции.
II. Нарушение статьи 10 Конвенции
28. Заявитель обратился в Суд с просьбой выяснить, является ли его осуждение на основе статьи 8 Закона № 3713 нарушением статьи 10 Конвенции, которая гласит:
«1. Каждый имеет право свободно выражать свое мнение. Это право включает свободу придерживаться своего мнения и свободу получать и распространять информацию и идеи без какого-либо вмешательства со стороны публичных властей и независимо от государственных границ. Настоящая статья не препятствует государствам осуществлять лицензирование радиовещательных, телевизионных или кинематографических предприятий.
2. Осуществление этих свобод, налагающее обязанности и ответственность, может быть сопряжено с определенными формальностями, условиями, ограничениями или санкциями, которые предусмотрены законом и необходимы в демократическом обществе в интересах национальной безопасности, территориальной целостности или общественного порядка, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья и нравственности, защиты репутации или прав других лиц, предотвращения разглашения информации, полученной конфиденциально, или обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия».
29. Правительство, со своей стороны, обратилось в Суд с просьбой признать заявление недействительным по причине неисчерпанности национальных способов правовой защиты и, дополнительно, постановить, что осуждение господина Эрдогду не является нарушением статьи 10 Конвенции.
А. Предварительное возражение Правительства
30. Приводя два тезиса для возражения, Правительство ссылается на неисчерпание национальных способов правовой защиты.
1. Отсутствие обращения к генеральному прокурору в Кассационный суд
31. Правительство утверждает, что заявитель не обратился к генеральному прокурору в Кассационный суд с требованием об изменении постановления Кассационного суда от 4 мая 1994 года (см. выше пункт 13) на основе пункта 5 статьи 322 Уголовно-процессуального кодекса (см. выше пункт 26).
32. Суд указал, что в письменныхзамечаниях от 28 августа 1995 года по поводу принятия заявления Правительство уже ссылалось на этот способ обжалования, хотя и не заявляло о неисчерпании этого способа.
В любом случае, даже если допустить, что этот тезис не утратил смысла, Суд считает его безосновательным.
33. Суд напоминает, что правило о необходимости исчерпания всех национальных способов правовой защиты, приведенное в пункте 1 статьи 35 Конвенции, основывается на допущении, что на национальном уровне существует возможность эффективного обжалования указанного правонарушения. Правительство, которое ссылается на неисчерпание способов обжалования, должно убедить Суд в том, что обращение к генеральному прокурору было бы эффективным и возможным — как с теоретической, так и с практической точек зрения — в тот момент, когда происходили события, то есть что этот способ (обжалование) был доступным, мог обеспечить заявителю компенсацию вреда и предоставить разумные гарантии успешного завершения дела (см. дело «V. против Соединенного Королевства» [GC], № 24888/94, CEDH, 1999-IX, п. 57).
34. Под этим предлогом Суд отмечает, что обжалование с целью внесения изменений в судебное решение, предусмотренное турецким законодательством, является исключительным способом обжалования, который касается только решений Кассационного суда; оно дает возможность обратиться в Кассационный суд с просьбой пересмотреть решение, если утверждается, что суд ошибочно не высказался по поводу какого-либо доказательства, которое было приведено, и/или по поводу правовой ошибки судебного органа, которая могла существенно повлиять на ход судебного разбирательства.
Согласно статье 322 Уголовно-процессуального кодекса, только генеральный прокурор имеет право выполнять эти действия — по собственной инициативе или по заявлению осужденного. Следовательно, это не является правовым способом, непосредственно доступным для подсудимых (см. дело «Чираклар против Турции» (Ç?raklar c. Turquie) от 28 октября 1998 года, Recuel 1998-VII, c. 3070-3071, п. 29-32, а также «Кучеренко против Украины» (постановление) № 41974/98, 4.5.1999).
Таким образом, даже если допустить, что в данном деле заявитель мог обратиться к генеральному прокурору, это не может считаться одним из тех способов, исчерпания которых требует статья 35 Конвенции.
Следовательно, это возражение отклоняется.
2. Отсутствие ссылки на положения Конвенции
35. Так же, как и в Комиссии, Правительство утверждало, что, в частности, ни на одной из стадий судебного разбирательства в национальном суде господин Эрдогду не ссылался по существу на положения Конвенции и/или права и свободы, которыми он впоследствии обосновывал свою правоту в Комиссии, а позднее — в Суде. Поэтому Суд не может рассматривать это дело, памятуя о решении по делу «Ахмет Садик против Греции» (Ahmet Sadik c. Grece) от 15 ноября 1996 года (Recueil des arrets et decisions, 1996-V).
36. Заявитель отметил, что в первоначальной жалобе, которую он подал с целью пересмотра дела по существу (см. выше пункт 16), его адвокат особо подчеркнул противоречие между сформулированными обвинениями и осуществлением свободы выражения мнений и свободы информации.
37. Что же касается Комиссии,то она отвергла это возражение еще на стадии рассмотрения вопроса о принятии заявления по той причине, что Правительство не привело ни одного примера такого случая, когда кому-либо удавалось добиться отмены судебного решения, вынесенного по статье 8 Закона № 3713, опираясь на кассационные доказательства, которые следуют из статьи 10 Конвенции, и/или соответствующие положения национального законодательства.
38. Суд напомнил, что правило о необходимости исчерпания национальных способов защиты, согласно пункту 1 статьи 35 Конвенции, должно применяться «определенной гибкостью и без излишнего формализма»; считается достаточным, если заявитель оспаривал в национальных судебных органах, «по крайней мере, по сути и, согласно требованиям, в сроки, предусмотренные национальным законодательством», те вопросы, которые он в дальнейшем намерен оспорить в Страсбурге (см., в частности, дело «Фрессоз и Руар против Франции» (Fressoz et Roire c. France) [GC], № 29183/95, ) CEDH, 1999-I, п. 37, и дело «Сиве против Франции» (Civet c. France) [GC], № 29340/ 95, CEDH, 1999-VI, п. 41).
39. В данном деле Суд готов допустить, что на начальной стадии разбирательства (см. выше пункты 11-13) господин Эрдогду ограничился тем, что отверг обвинения в пропаганде, наносящей ущерб государству, и в нарушении статьи 8 Закона № 3713, приведя аргументы, которые не касались свободы выражения мнений.
Однако Суд считает, что в просьбе пересмотреть дело по существу адвокат господина Эрдогду критиковал оспариваемое решение не только с позиции национального права, но и опираясь на статью 10 Конвенции. С этой целью он, в частности, ссылался на некоторые принципы, связанные с решениями Суда, цитируя значительные по объему отрывки из них (см. выше пункт 16).
40. Следовательно, в отличие от того, что Суд признал в деле Ахмета Садика (упомянутое выше решение, с. 1654, п. 31-33), Суд не может утверждать, что в данном случае турецкие суды, рассматривая дело Эрдогду на предмет соответствия Закону № 4126 (см. выше пункты 15-18 и 23), не воспользовались правилом о необходимости исчерпания национальных способов правовой защиты, целью которого — позволить государствам, подписавшим Конвенцию, предотвратить подтверждаемые нарушения или исправить их до того, как заявления будут переданы в Суд (см. также решения Суда, упомянутые выше в пункте 38).
Следовательно, это возражение не принимается.
41. Соответственно, Суд отвергает предварительное возражение Правительства.
В. Обжалование
1. Наличие вмешательства
42. У Суда нет сомнений в том, что осуждение заявителя является «вмешательством» в осуществление свободы выражения взглядов. Против этого не было выдвинуто ни одного протеста.
2. Оправдание вмешательства
43. Такое вмешательство является нарушением статьи 10 Конвенции, кроме тех случаев, когда оно отвечает требованиям пункта 2 этой статьи. Следовательно, нужно установить, было ли это вмешательство «установлено законом», следовало ли из предостережений, закрепленных в этом пункте, и было ли оно необходимо в демократическом обществе.
а) «Установлено законом»
44. Заявитель утверждает, что статья 8 Закона № 3713 о предотвращении терроризма не отвечает этому требованию. Поскольку в данной статье не приведены достаточно четко основные признаки преступления, против которого она направлена, статья дает слишком широкие полномочия судам государственной безопасности, которые в действительности могут использовать ее для прекращения выхода изданий, а также передачи информации и идей, которые, с точки зрения представителей этих судов, отклоняются от «официальной идеологии». В качестве доказательства заявитель привел факт собственного осуждения на основании так называемого риска оправдания действий и идей КРП, в то время как не было объяснено, каким именно образом статья, ставшая предметом спора, могла породить насилие и/или действительно навредить «единству страны».
45. Правительство не высказалось по этому поводу.
46. Комиссия, со своей стороны, считает, что статья 8 Закона № 3713 является достаточным основанием для осуждения заявителя.
47. Суд напомнил, что он уже рассматривал в свете статьи 7 и пункта 2 статьи 10 Конвенции вопрос о «законности» и «предумотренности» осуждения по статье 8 Закона № 3713, и пришел к выводу, что данная статья отвечает требованиям, записанным в двух упомянутых статьях Конвенции (см. дела «Башкая и Окчюоглу против Турции» (Ba?kaya et Okçuo?lu c. Turquie) [GC], № 23536/94 и № 24408/94, CEDH, 1999-IV, п. 40, 43 и 49; что же касается основных принципов в этом вопросе, то см., в частности, упомянутое выше дело Озтюрка, п. 54-55, и дело «Гешмен и Герруп против Соединенного Королевства» (Hashman et Harrup c. Royame-Uni) [GC], № 25594/94, CEDH, 1999-VIII, п. 31).
В данном деле Суд не видит серьезной причины для того, чтобы пересмотреть указанное утверждение, и, как и Комиссия, полагает, что осуждение заявителя основывалось на применении 8 Закона № 3713, следовательно, вмешательство в его право на выражение мнений можно рассматривать как «установленное законом».
b) Законность цели
48. Заявитель конкретно не оспаривал законности цели.
49. Комиссия, как и Правительство,считает, что осуждение господина Эрдогду объясняется стремлениями властей бороться против террористических актов и обеспечивать национальную и гражданскую безопасность, то есть представляет собой цели, законные с позиций пункта 2 статьи 10 Конвенции.
50. Принимая во внимание сложный характер борьбы с терроризмом, а также необходимость для власти пристально следить за действиями, которые могут привести к насилию, и исходя из причин, приведенных в решениях суда государственной безопасности от 20 декабря 1993 года и 18 апреля 1996 года (см. выше пункты 12 и 17), Суд считает, что вмешательство имело две цели, которые не противоречат пункту 2 статьи 10 Конвенции: защита правопорядка и предотвращение преступления.
c) «Необходимое в демократическом обществе»
51. Суд должен также выяснить, было ли осуждение господина Эрдогду «необходимым в демократическом обществе» для достижения указанных выше целей.
Под этим предлогом Суд напоминает, прежде всего, основные принципы своей судебной практики в этой области (см., в числе прочих, приведенные выше решения по делам Фрессоза и Руара, п. 45; Озтюрка, п. 64; а также дело «Нильсен и Йонсен против Норвегии» (Nilsen et Jonsen c. Norvege) [GC], № 23118/93, CEDH, 1999-VIII, п. 43, и, наконец, дело «Ньюс Ферлагс ГмбХ и КоКГ против Австрии» (News Verlags GmbH & CoKG c. Autriche), № 31457/96, п.52).
i. Общие принципы
52. Свобода выражения мнений является одной из основ демократического общества, одним из главных условий его прогресса и условием самореализации каждой личности. Исходя из условий соответствия пункту 2 статьи 10, она касается не только той «информации» или тех идей, которые воспринимаются позитивно или считаются неоскорбительными или незначимыми, но и тех, которые оскорбляют или вызывают возмущение и беспокойство. Этого требуют принципы терпимости, плюрализма и широты взглядов, без которых «демократическое общество» невозможно.
Когда, как в данном деле, речь идет о прессе, любое ограничение свободы выражения мнений вызывают необходимость анализа — принимая во внимание то особое значение, которое имеет пресса в правильном функционировании политической демократии. Хотя пресса обязана соблюдать границы, установленных для защиты жизненно важных государственных интересов, таких как охрана правопорядка или предотвращение преступления, тем не менее, на ней лежит также обязанность сообщать информацию и идеи по всем темам, которые являются предметом общественного интереса, в частности, по политическим темам, вместе с теми, которые могут расколоть общественное мнение (см. также дело «Сюрек против Турции (№1)» (Syrek c. Turquie (№1) ) [GC] № 26682/95, CEDH, 1999-IV, п. 59, и дело «Сюрек против Турции» (№3) (Syrek c. Turquie (#3) ) [GC], № 24735/94, п. 38). Ее функция, которая заключается в сообщении информации, дополняется правом общественности получать такую информацию. Свобода прессы предоставляет широким слоям общества наилучшую возможность узнать об идеях и позициях правителей государства и оценить их, а следовательно, она предусматривает также возможность некоторого преувеличения или даже провокации.
53. Как следует из контекста пункта 2 статьи 10 Конвенции, прилагательное «необходимый» предполагает существование «насущной общественной необходимости». Вообще, «необходимость» вмешательства в осуществление свободы выражения мнений должна быть установлена со всей очевидностью. Конечно, в первую очередь именно государственные власти должны установить со всей очевидностью, существует ли необходимость, которая бы оправдывала такое вмешательство, поэтому они имеют некоторую свободу усмотрения. Однако эта свобода усмотрения уравновешена надзорными полномочиями Европейского суда, которые охватывает как законодательство, так и решения, вынесенные на основе его применения. А когда речь идет, в частности, о прессе, принимается во внимание интерес демократического общества в обеспечении и поддержке журналистских свобод.
Осуществляя свою надзорную функцию, Суд не обязан заменять собою национальные суды; он только проверяет, в последней инстанции, согласуются ли их решения, т.е. «ограничения» или «санкции», которые представляют собой вмешательство, со свободой выражения мнений, защищаемой статьей 10.
ii. Применение общих принципов в данном деле
а. Заявления в Суде
54. Комиссия отметила, что в статье, которая явилась предметом спора, курдская проблема анализируется с позиций марксистской теории; упрекая турецкое государство в том, что оно ведет войну против курдского народа, автор статьи обвиняет, в частности, господствующие классы общества в том, что они искусственно поддерживают конфликт между курдами и остальными турецкими гражданами. По мнению Комиссии, именно по этой причине статья содержит призыв к турецкому народу, в частности, к туркам, которые живут за рубежом, поддерживать борьбу курдского народа за свободу и демократию. Напомнив, что лица, которые высказываются публично по деликатным политическим вопросам, не могут прибегать к апологии «незаконного политического насилия», Комиссия, однако, считает, что в данном деле автор статьи высказал свое мнение довольно умеренных выражениях, он не присоединился к идее курдских сепаратистов о необходимости применения насилия.
Именно поэтому Комиссия пришла к выводу, что осуждение заявителя является таким ограничением, которое не оправдывается применением пункта 2 статьи 10.
55. С точки зрения Правительства, Комиссия неправильно оценила скрытую цель статьи, равно как и политический контекст на момент ее опубликования. Ссылаясь на заключение в решении Суда по делу Сюрека (№ 3), Правительство обращает внимание на тот факт, что статья была опубликована 2 октября 1992, то есть тогда, когда на юго-восточной части Турции акты насилия были в самом разгаре. С 1984 до мая 1996 года этот конфликт, как полагает Правительство, унес жизни 4036 гражданских лиц, а среди представителей служб безопасности погибло 3884 человека. Кроме того, более 10 000 человек были ранены. В 1999 году количество жертв в этом регионе достигло приблизительно 30 000 человек.
56. Под этим предлогом Правительство спрашивает, каким образом Комиссия могла сделать вывод о том, что статья не содержит призыва к насилию, если она даже не изучила на месте действий реакцию граждан на высказывания, подобные тем, которые были в данной статье. Правительство полагает, что существовало стремление представить миролюбивым текст, который отнюдь таковым не являлся: ведь когда А.Е.А. утверждает, что «Республика Турция, которая на своей территории сталкивается с национальным движением курдов, упорно цепляется за определение «курдская проблема», и, таким образом, быстро приобщается к сложному развитию событий на Ближнем Востоке», он неоднозначно уподобляет вооруженные вылазки КРП освободительному движению курдов; а именно, когда он утверждает, что «наиболее неразумным было бы предлагать курдскому народу отказаться от национального сопротивления», он преподносит насильственные действия как национальное движение сопротивления со стороны этнической группы турецких граждан; даже замечание о том, что «столкновения между турками и курдами, имеющие место в разных департаментах, рассматриваются как предвидимые инциденты», содержит очевидный намек на подстрекательство, так как столкновения в Турции происходят только между террористами КРП и службами безопасности, а вовсе не между разными группами граждан. Правительство также полагает, что утверждение о том, что будто бы «социальный контекст самопроизвольно/сам по себе порождает рост враждебности в турецком обществе», может ухудшить ситуацию в других регионах страны и способствовать усилению там насилия.
Кроме того, Правительство отмечает, что в статье 18 раз встречается слово «война», 4 раза — словосочетание «вооруженный конфликт», дважды — слова «насилие» и «фашист», и один раз — слово «резня». Тут оно ссылается на решение по делу Сюрека (№ 1), утверждая, что такие высказывания свидетельствуют «(…) о призыве к кровавой мести, ведь они [пробуждают] примитивные инстинкты и [отсылают] к уже укрепившимся предрассудкам, которые находят свое выражение в актах кровавого насилия», они «способны возбуждать насильственные действия в данном регионе, исподволь внушая подсознательную и безрассудную ненависть», а также они могут способствовать вступлению людей, в частности, молодежи, в ряды КРП.
57. Следовательно, Правительство полагает, что статья, которая явилась предметом спора, не предлагала ни одного мирного решения, ограничившись восхвалением методов КРП относительно национального движения, которое является выдуманным и иллюзорным. Таким образом, Комиссия ошибочно сделала вывод об «ограничении», на основании которого был осужден заявитель.
Под этим предлогом Правительство ссылается на документ под названием «Отчет о Востоке» (Do?u Raporu), подготовленный выдающимися учеными по запросу Союза палат и бирж Турции. Этот отчет полностью посвящен анализу проблем, которые существуют на востоке страны; в нем содержаться также предложения, такие, например, как создание курдской федерации или провозглашение курдского языка вторым официальным языком Турции. Однако, несмотря на то, что названные идеи противоречат официальной государственной политике по этому вопросу, авторы отчета не претерпели ни одного судебного преследования. По мнению Правительства, это доказательство того, что научно обоснованные элементы политических дебатов, которые не содержат призыва к насилию, не подлежат преследованию.
58. Правительство утверждает, что вмешательство соответствовало пункту 2 статьи 10, тем более, что, в конце концов, было объявлено об отсрочке исполнения решения в отношении заявителя. Такое вмешательство являлось насущной общественной необходимостью, а значит, оно было необходимо в демократическом обществе.
59. Со своей стороны заявитель, который в общем согласился с выводами Комиссии, утверждал, что он опубликовал свою статью, опираясь на свои демократические убеждения, и что он уверен в том, что в статье объективно представлены основные пути разрешения курдской проблемы, без всякого намерения превознести сепаратистские идеи КРП. Ассоциировав эти мысли с преступным терроризмом, суд государственной безопасности не только воспрепятствовал проведению свободной дискуссии на эту тему и критике официальной идеологии, но и пренебрег основной функцией прессы: предоставлять общественности информацию по актуальным вопросам, которую она имеет право получать.
Заявитель полагает, что целью статьи 8 Закона № 3713 является не наказание за «восхваление действий террористических организаций», а наказание самого «помысла». Поэтому он считает, что ни поправка к Закону № 4126, ни дополнения к Закону № 4304 от 12 июля 1997 года не отменили понятия уголовного помысла; что же касается лично его, то он считает, что отсрочка, полученная им по Закону № 4304, сопровождается угрозой осуждения в случае рецидива в течение трех лет от дня предоставления этой отсрочки.
b. Мнение Суда
60. Суд должен рассмотреть «вмешательство», которое является предметом спора, в свете всего дела, включая содержание статьи и контекст, в котором она была опубликована, для того чтобы решить, соответствовало ли это вмешательство законно поставленной цели, были ли мотивы, исходя из которых действовали турецкие власти и которые оправдывают его, «необходимыми и достаточными» (см. в числе других, уже цитированное решение по делу Фрессоза и Руара, ibidem).
61. В данном деле заявитель был наказан за пропаганду сепаратизма в газете «Ишчирлен Сеси», которая выходит два раза в месяц. Он опубликовал в этой газете статью читателя А.Е.А. Суд отмечает, что автор статьи стремился объяснить изменения, который происходят на юго-востоке Турции, и привести свою точку зрения об отголосках этих изменений как в самой стране, так и за ее пределами. По мнению А.Е.А., обстоятельства, которые «благоприятствуют этническим распрям», привели людей к мнению, что конфликт на юго-востоке Турции является «войной между народами», противостояние между турками и курдами. Исходя из этого, он обращает внимание на пробуждение «идей шовинизма и собственного превосходства» у «турецких рабочих» и «чувства враждебности к турецкой стране» со стороны «курдской молодежи на Востоке». Высказывая сожаление по поводу того, что так называемые официальные инициативы относительно поиска «политического разрешения» не признают ни права «народа Курдистана на самоопределение», ни «свободы воли» курдского народа, А.Е.А. осуждает «вооруженное решение» проблемы государством, которое поддерживает «грязную войну против партизан», и даже «открытую войну против курдского народа».
Хотя А.Е.А. и говорит о существовании «курдского национального движения» и «национального сопротивления Курдистана», тем не менее, основное его утверждение заключается в том, что «курдская проблема является общей проблей всего турецкого общества», и разрешение этой проблемы заключается в том, что «турецкий народ должен рассматривать курдское национальное движение сопротивления как часть собственной борьбы за свободу и демократию». Исходя из того, что решения, предложенные левыми силами Турции, оказались неэффективными, автор статьи приходит к выводу: «революционное движение, существующее на Западе, должно отныне «вмешаться» в курдскую проблему».
У Суда не возникло сомнений в том, что данная статья — пример политической дискуссии, о чем свидетельствуют как ее содержание, так и терминология.
62. Исходя из этих соображений, Суд напоминает, что пункт 2 статьи 10 Конвенции не позволяет ограничивать свободу выражения мнений в отношении политических дебатов или вопросов, которые являются предметом общественного интереса. Более того, границы допустимой критики еще шире, если речь идет о правительстве, а не о частном лице, или даже политическом деятеле. В демократическом обществе поступки или ошибки правительства должны находится под пристальным контролем общественности, а не только законодательной и судебной властей. Кроме того, доминирующее положение правительства требует от него сдерживания в использовании уголовных способов наказания, особенно если существуют иные возможности для ответа на неоправданные нападки и критику оппонентов. Тем не менее, определенные органы государственной власти, которые являются гарантами общественного порядка, имеют право принять меры, в том числе уголовного характера, для того, чтобы адекватно, без крайностей, реагировать на подобные заявления.
По общему правилу, если заявления, являющиеся предметом спора, подстрекают к насилию против частного лица, представителя государства или части населения, национальные власти пользуются большей степенью свободы усмотрения относительно необходимости вмешательства в осуществление свободы выражения мнений (см. среди многих других, цитированное выше решение по делу Озтюрка, п. 66). Суд также признает, что в случае возникновения конфликта и напряженности в стране национальные органы власти обязаны проявлять особо пристальное внимание к опубликованию таких заявлений, которые призывают обратиться к насильственным действиям против государства, ведь иначе средства массовой информации могут превратиться в органы поддержки таких заявлений, которые подстрекают к ненависти и насилию (см., mutatis mutandis, решение по делу «Сюрек и Одземир против Турции» (Sürek et Özdemir c. Turquie) [GC], № 23927/94 и 24277/94, п. 63).
63. В связи с этим Суд отмечает, что публикация, ставшая предметом спора, появилась в тот момент, когда ситуация в юго-восточной части региона Анатолия и курдская проблема становились причинами серьезных столкновений. Поэтому Суд считает, что статья не была «нейтральным» изучением данной ситуации и/или данной проблемы: в своей публикации А.Е.А., хотя и неявно, осуждал как доминирующую политическую идеологию государства, так и поведение турецких властей в этой ситуации.
64. Стамбульский суд государственной безопасности дважды выносил решение о том, что статья содержит высказывания, наносящие ущерб территориальной целостности государства, поскольку данная статья называет часть страны «Курдистаном», способствует усилению раздробленности нации и прославляет действия КРП, называя их движением национального сопротивления (см. выше пункты 12 и 17). Суд уже высказывался по этому поводу: «(…) даже если эти замечания являются, безусловно, справедливыми, этого не достаточно для того, чтобы считать вмешательство необходимым в значении пункта 2 статьи 10 Конвенции (см. цитированное выше, mutatis mutandis, решение по делу Сюрека (№ 3), п. 40).
65. В связи с тем, что приведенные выше решения не содержали ни одного элемента, который можно было бы проанализировать (см. выше пункт 12), Суду пришлось внимательно изучить те части статьи, против которых высказывалось Правительство, а также те выражения, употребление которых вызвало его неодобрение.
Правительство считало, что эти выражения должны были убедить Суд — как это было в деле Сюрека (№ 1), — что автор статьи «пришел к мысли о необходимости идей насилия», характерных для сепаратистов КРП, и что, опубликовав эту статью, господин Эрдогду вел антигосударственную пропаганду насилия.
66. В связи с этим Суд, во-первых, обращает внимание на то, что четыре решения, которые Правительство приводит в своем меморандуме (см. выше пункт 56), воспринимаются как субъективные и частные суждения, которые можно расценивать как проявление серьезной оппозиции А.Е.А. к официальной политике, проводимой на юго-востоке страны. Анализируя эти фрагменты в контексте и в связи с аргументами, которые приводит автор статьи, невозможно прийти к выводу, что он присоединяется к КРП или призывает к применению силы для того, чтобы помочь этой организации. Суд указал два фрагмента текста, в которых автор статьи делает неявную ссылку на КРП: «Даже лидер Национального движения сопротивления Курдистана, как представляется, не до конца осознает эту тенденцию, которая поступательно развивается, избегает о ней говорить»; «в рядах Национального движения сопротивления Курдистана господствует общее мнение, что сегодняшняя война является «войной между народами»; однако Суд считает, что после этих высказываний А.Е.А. ясно высказывает свое несогласие с такими точками зрения и предупреждает, что «если бы действительно нужно было действовать согласно тем требованиям, которые выдвигает «война между народами», тогда (…) это привело бы к всеобщему социальному краху (…). Понятно, что эти распри не пойдут на пользу ни турецкому, ни курдскому народам». Этот текст, по мнению Суда, свидетельствует лишь о критике КРП автором статьи.
67. Итак,Суд, как и Правительство, отмечает, что в статье употреблены такие слова, как «война», «вооруженный конфликт», «резня», «насилие» и «фашист». Он указал, что три первые слова, кроме двух случаев, когда речь идет о войне в Персидском заливе, употребляются для обозначения столкновений, связанных с борьбой против терроризма и теми социальными беспорядками, которые она влечет; слово «фашист» касается гражданских лиц или руководства фундаменталистов; слово «резня» употребляется для осуждения внешней политики турецких властей, и, наконец, слово «насилие» употребляется в его обычном значении.
Хотя Суд и готов признать, что употребление подобных выражений придает некоторую воинственность той политической критике, которую излагает автор, он все-таки считает, что статья, являющаяся предметом спора, своим тоном, безусловно, отличается от тех текстов, которые Суду приходилось анализировать в деле Сюрека (№ 1). Тем не менее, в этой статье Суд не видит ничего такого, что можно было бы рассматривать как «призыв к кровавой мести» и/или что могло бы создать у читателя «впечатление, что применение насилия является необходимым и оправданным способом самозащиты» от Турецкого государства (цитированное выше решение, п. 11, 62).
68. Суд также не согласился с толкованием Комиссии, которая считает, что статья обращается к турецкому народу, включая тех турок, которые проживают за границей, призывая их присоединиться к борьбе курдского народа за освобождение и демократию. Суд отмечает, что в данном контексте единственные слова, которые соответствуют такому значению, возможно, следующие: «Единственный ключ к разрешению проблемы в том, что турецкий народ должен рассматривать курдское национальное движение сопротивления как часть собственной борьбы за свободу и демократию (…) и что действия, направленные на восстановление братского взаимодействия народов Запада, являются наимощнейшим способом борьбы против сегодняшних отношений, которые вытекают из идеи национального превосходства одного из народов (…). Революционное движение, которое существует на Западе, должно отныне «вмешаться» в курдскую проблему». Следовательно, те аргументы, которые Комиссия толкует абсолютно неправильно, представляют собой суть решения автора по тем проблемам, которые он рассматривает в своей статье (см. выше п.61).
69. Безусловно, нельзя отбросить тот факт, что, как уверяет Правительство, такая статья может иметь скрытые цели и намерения, отличные от тех, которые провозглашаются в ней открыто. Суд, вместе с тем, понимает также, что власти озабочены борьбой с терроризмом; он признает, что именно национальный суд должен определять, подлежит ли наказанию цель, с которой заявитель опубликовал статью, ставшую предметом разбирательства (см. цитированное выше, mutatis mutandis, решение по делу Сюрека (№ 3), п. 40). Однако, при отсутствии серьезных доказательств, опровергающих мнение Суда, он не имеет оснований сомневаться в истинности/искренности целей, которые преследовал господин Эрдогду, публикуя статью А.Е.А. (см. выше пункты 11 и 59).
Суд сомневается также и в том, что данная публикация могла в дальнейшем привести к последствиям, которые могли бы помешать охране правопорядка и предотвращению преступлений в Турции, или что опубликование этой статьи могло бы подтолкнуть молодых людей «помимо воли вступать в ряды КРП», как заявляет Правительство. В отличие от того, что Суд констатировал в деле Сюрека (№ 3), на которое ссылается Правительство, в данной статье он не видит оснований для вывода о какой-либо ответственности господина Эрдогду за обострение проблемы безопасности на юго-востоке Анатолии или в других частях страны (см. цитированное выше, mutatis mutandis, решение, п.40).
70. Следовательно, Суд пришел к выводу, что, несмотря на категоричность и остроту мнений, высказанных в статье, их нельзя рассматривать как подстрекательство к насилию; нельзя также считать, что они содержат намеки на возможность таких действий.
71. Таким образом, если публикация не принадлежит к тем, которые подстрекают к насилию, тогда государства, подписавшие Конвенцию, не могут, ссылаясь на охрану правопорядка или предотвращение преступления, применять уголовное право как инструмент давления на средства массовой информации с целью ограничения права общественности на получение информации (см. цитированное выше решение по делу Сюрека и Оздемира,ibidem, п.51 и 61).
Итак, национальные власти, сделав вывод, что заявитель поддерживал автора статьи с целью подстрекательства к насилию и ненависти, не уделили достаточно внимания свободе прессы и праву общественности на иную информацию о курдской проблеме, какой бы неприемлемой она ни была (см., в числе других, цитированное выше решение по делу Башкая и Окчуоглу, п.65). Что же касается Правительства, то оно не привело в Суде доказательства существования безусловной необходимости, которая оправдывала бы вмешательство в свободу выражения мнений господина Эрдогду как журналиста, не нарушая статью 10 Конвенции.
72. Вместе с тем, Суд не может разделить мнение Правительства, когда оно ссылается на отсрочку выполнения решения, которую, в конце концов, суд государственной безопасности предоставил заявителю (см. выше пункт 58). Суд признает, что следует принимать во внимание смягчение способов, которые представляют собой вмешательство, оценивая соответствие этого вмешательства поставленным целям. Однако какое-либо решение или мера в пользу заявителя в принципе является достаточной для того, чтобы не считать его «потерпевшим», но лишь в том случае, когда национальные власти признали нарушение Конвенции, фактически или по сути, и потом исправили его (см., в числе прочих, цитированное выше решение по делу Озтюрка, п.73).
По данному делу Суд указал, что отсрочка исполнения приговора в отношении заявителя была бы эффективной лишь в том случае, если в течение трех лет с момента вынесения приговора господин Эрдогду как главный редактор не совершил бы ни одного умышленного правонарушения (см. выше пункты 20 и 24); иначе ему пришлось бы вновь предстать перед судом и, скорее всего, он был бы вынужден уплатить штраф (см. выше пункт 17), в дополнение к тому штрафу, который он должен выплачивать в соответствии с прежними решениями суда (см. выше пункты 12 и 14). Суд считает, что такая ситуация может квалифицироваться как запрет, целью которого является контроль за профессиональными обязанностями заявителя, причем с использованием мер, принуждающих господина Эрдогду воздерживаться от какой-либо публикации, которую можно было бы рассматривать как противоречащую интересам государства. Поскольку в данной сфере нет каких-либо четких правил, такое ограничение, которое опосредовано накладывается на заявителя, в значительной степени уменьшает его возможность публично высказывать свои мнения по вопросам, представляющим общественный интерес, в частности, о курдской проблеме. Таким образом, как уже подчеркивал Суд (см. выше пункт 52), неправильно было бы ограничивать свободу выражения мнений журналиста лишь предоставлением ему возможности передавать общепринятые идеи, или идеи, которые воспринимаются с одобрением, считаются неоскорбительными или незначительными (см. также, mutatis mutandis, решение по делу «Гертель против Швейцарии» (Hertel c. Suisse) от 25 августа 1998 года, Recueil 1998-VI, с. 2331-2332, п. 50).
73. Исходя из вышесказанного, примененные меры нельзя рассматривать как «необходимые в демократическом обществе». Следовательно, Суд считает, что было допущено нарушение статьи 10 Конвенции.
III. Применение статьи 41 Конвенции
74. Заявитель выдвинул требование о возмещении как морального, так материального вреда, а также компенсации издержек, связанных с разбирательством в органах Конвенции. При этом он сослался на статью 41, в которой записано:
«Если Суд признает факт нарушения Конвенции или протоколов к ней и если внутреннее право соответствующей Высокой Договаривающейся стороны предусматривает лишь частичную компенсацию, Суд, в случае необходимости, предоставляет потерпевшей стороне справедливую сатисфакцию».
А. Ущерб
75. Заявитель пояснил, что судебный процесс помешал продолжению его учебы в университете и на год и четыре месяца отсрочил начало его профессиональной жизни. Опасаясь в любой момент попасть за решетку по решению суда от 4 мая 1994, он не смог продолжать свои занятия электроникой и приступил к ним лишь в октябре 1995 года, после вступления в силу Закона № 4126, хотя в течение всего этого времени он и далее уплачивал деньги за обучение в университете. В качестве доказательства он предоставил две копии квитанции с указанием общей суммы его зарплаты инженера в марте 1997 года (62 737 010 турецких лир) и в сентябре 1998 года (205 548 490 турецких лир). Он подал также копии квитанции, которые подтверждают внесение платы за обучение в университете, на общую сумму 9 241 000 турецких лир. Кроме того, заявитель считает необходимым требовать возмещения 50 000 000 турецких лир, которые он уплатил в качестве штрафа, плюс мораторный процент.
Заявитель потребовал уплатить ему сумму в 20 000 французских франков в виде возмещения материального вреда.
76. Правительство считает, что эта сумма завышена, и обращается к Суду с просьбой не удовлетворять требования заявителя. Оно обращает внимание Суда на тот факт, что, записавшись на факультет электроники в 1987 году, заявитель должен был завершить обучение в 1991 или, в крайнем случае, в 1992 году. Однако уже тогда он предпочел работать главным редактором, а не учиться. Кроме того, заявитель допустил также ошибки в подсчетах своих убытков. Наконец, относительно штрафа Правительство заметило, что капитал в 50 000 000 турецких лир, даже если его вложить в биржевые операции, не оправдает той суммы компенсации, которую требует заявитель.
77. Суд не может удовлетворить требования заявителя, касающиеся убытков, связанных с неполучением заработной платы и перерывом в обучении, он не видит убедительной причинной связи между нарушением права на свободу выражения мнений и убытками, на которые ссылается заявитель.
Затем, Суд отмечает, что штраф, который был наложен на заявителя решением от 20 декабря 1993 года (см. выше пункт 12), является прямым следствием утверждаемого нарушения статьи 10 Конвенции. Поэтому следует возместить полностью убытки, связанные с уплатой данной суммы заявителем. Хотя документы, которые он подал, свидетельствуют лишь об уплате за 10 месяцев общей суммы 17 500 000, Суд считает возможным принять во внимание сумму в 50 000 000 турецких лир, поскольку Правительство не выдвинуло ни одного возражения относительно размера этой суммы. Таким образом, исходя из всех сведений, которые находятся в его распоряжении, и принимая во внимание соотношение валют на момент выплаты каждой из ежемесячных сумм в размере 1 750 000 турецких лир, Суд присуждает заявителю 6 000 французских франков за материальный ущерб.
В. Моральный ущерб
78. Заявитель выдвинул требование о выплате ему 20 000 французских франков за понесенный моральный ущерб. Он подчеркнул, что во время судебного разбирательства по делу он был назван «террористом», из-за чего значительно ухудшились его отношения как с семьей, так и с ближайшим окружением. Кроме того, из-за обвинения ему пришлось оставить пост главного редактора и перебиваться временными заработками, для того, чтобы вместе с женой поддерживать семью. Сложившиеся обстоятельства вызвали у него чувство неуверенности и тревоги, принимая во внимание тот факт, что он рисковал быть навсегда лишенным права продолжать обучение, поскольку в регламенте высшей школы предусмотрены подобные меры в случае осуждения за преступление против государства. Вместе с тем, это осуждение явилось причиной утраты, хотя и временной, им некоторых гражданских прав, например, получения (заграничного) паспорта; также из-за судимости, когда он попросил перерегистрировать удостоверение личности, его без всякой причины продержали под стражей в полиции около шести часов.
79. Правительство отрицает, прежде всего, факт незаконного задержания заявителя и утверждает, что это было обычное действие полиции, к которому она прибегла для того, чтобы проверить, не был ли издан приказ об аресте господина Эрдогду. Напомнив, что последнему отсрочили исполнение наказания, Правительство считает это заявление излишним и высказывает мнение, что Суд должен избежать предоставления такой компенсации, которая приведет к неосновательному обогащению лица.
80. Суд считает, что в данных обстоятельствах заявитель действительно мог чувствовать некоторую беспомощность. Руководствуясь принципом справедливой сатисфакции, как того требует статья 41 Конвенции, Суд считает, что заявитель имел основания требовать компенсацию морального вреда и что следует полностью согласиться с названной им суммой.
С. Судебные издержки
81. Заявитель ходатайствовал также о возмещении ему судебных издержек с учетом налога на добавленную стоимость, которые распределяются следующим образом:
— 250 000 000 турецких лир за оплату перевода писем, посланных в Комиссию;
— 5000 американских долларов за уплату гонораров адвокату господину Эрсою Атаману (Ersoy Ataman) (согласно представленной копии квитанции) за ведение дела в Суде.
82. Правительство, со своей стороны, считает, что эти издержки следовало бы оценивать, исходя из минимального тарифа гонораров, предоставленного Стамбульской коллегией адвокатов; он считает, что, судя по расценкам, которые существовали с 1 июля по 31 декабря 1999 года, Суд не должен присуждать сумму, превышающую 625 000 000 турецких лир.
83. Исходя из принципов справедливой компенсации и критериев, закрепленных в практике Суда (см., в числе других, цитированное выше решение по делу Нильсена и Йонсена, п. 62), Суд присудил заявителю сумму в 20 000 французских франков, плюс соответствующая сумма налога на добавленную стоимость.
D. Мораторные проценты
84. Принимая во внимание, что названная сумма указана во французских франках, Суд считает целесообразным указать, что процентная ставка на день вынесения данного решения, составляла 2,74 % в год.
НА ЭТИХ ОСНОВАНИЯХ СУД ЕДИНОГЛАСНО
1. Отклоняет предварительное возражение Правительства;
2. Постановляет, что было нарушение статьи 10 Конвенции;
3. Постановляет:
а) что государство-ответчик обязано выплатить заявителю в течение трех месяцев следующие суммы с конвертацией в турецкие лиры по курсу на день уплаты:
i) 6 000 (шесть тысяч) французских франков за материальный ущерб;
ii) 20 000 (двадцать тысяч) французских франков за моральный вред;
iii) 20 000 (двадцать тысяч) французских франков за судебные издержки, плюс размер налога на добавленную стоимость;
b) что данные суммы подлежат выплате с учетом годового простого процента в размере 2,74% по истечении указанных трех месяцев и до полного расчета.
4. Отклоняет остальные требования о справедливой компенсации.
Совершено на французском языке и оглашено на открытом заседании во Дворце прав человека, Страсбург, 15 июня 2000 года.
Венсан БЕРЖЕ, секретарьАнтонио Пастор РИДРУЭХО, председатель
В соответствии с пунктом 2 статьи 45 Конвенции и пункта 2 правила 74 Регламента Суда, к настоящему решению прилагается особое мнение господина Гёльчюклю, которое совпадает с позицией большинства.
А.П.РВ.Б. ОСОБОЕ МНЕНИЕ ГОСПОДИНА ГЁЛЬЧЮКЛЮ,
КОТОРОЕ СОВПАДАЕТ С ПОЗИЦИЕЙ БОЛЬШИНСТВА
В данном деле я проголосовал вместе с большинством, однако у меня остались некоторые вопросы относительно применения Конвенции в делах, подобных этому. Поясню свою мысль. Суд постановил:«(…) несмотря на категоричность и остроту мнений, высказанных в статье, их нельзя рассматривать как подстрекательство к насилию; нельзя также считать, что они содержат намеки на возможность таких действий» (пункт 70 дела). Именно поэтому Суд признал, что было допущено нарушение статьи 10 Конвенции.
Как сама оценка, так и вывод из нее, безусловно, правильны с «юридической» точки зрения. Но при этом оправданны ли они «политически», если исходить из глобальной оценки политики по защите прав человека? Я в этом сомневаюсь.
По моему мнению, «письменный текст» следует анализировать, не изолируя его от материальных обстоятельств дела, то есть абстрактно, а принимая во внимание фактическую реальность, контекст, в котором данный текст появляется.
Насилие, смертельная ненависть, угроза общественного правопорядка и государственной безопасности, сепаратизм не возникают спонтанно. Сначала для них готовится подходящая почва, и уже после этого совершаются конкретные действия. Именно тогда все несчастья, которые следовало бы предотвратить, начинают разрастаться, как смертельная раковая опухоль: когда она дает о себе знать, тогда, к сожалению, уже поздно надеяться на выздоровление. Когда насилие уже проявило себя, неизвестно, какой ценой можно его искоренить/остановить.
История Европы в период между двумя мировыми войнами изобилует убедительными примерами того, о чем я только что сказал. Разве все не начиналось с выступлений «политического» или «религиозного» характера, вроде бы неоскорбительных, сделанных во имя свободы совести или свободы выражения мнений, а заканчивалось актами кровавого насилия? Разве все сегодняшние проявления терроризма, независимо от того, являются ли они следствием фанатизма — религиозного или политического — не начинались точно также?
Я спрашиваю себя: разве, несмотря на четко изложенную в статье 17 Конвенции мысль, можно открывать путь насилию или угрозе свободы во имя той же свободы? Разве можно позволить, чтобы явное злоупотребление каким-либо правом было защищено законом?
